Невыездные пенсии: как неверная цель сорвала важнейшую для России реформу

Одной из причин фактического краха накопительной пенсионной системы в России стало нежелание властей разрешить инвестировать средства будущих пенсионеров в иностранные активы, считает Владислав Иноземцев директор Центра исследований постиндустриального общества в статье опубликованной в РБК.

Перед Новым годом Владимир Путин подписал закон об очередном продлении заморозки накопительной части пенсий — на этот раз до конца 2020 года. Все сложнее предположить, что государство когда-то вернется к пенсионной си­сте­ме, которую ввело в 2002 году. Скорее всего, на волне идеализации советского прошлого мы при­дем и к прежней организации пенсионной системы, сугубо бюджетной и относительно уравнительной.

Но пока этого не произошло, все еще актуальна проблема инвестирования тех пенсионных накоплений, которые остаются в распоряжении ПФР и негосударственных пенсионных фондов.

Запутанные цели

Отечественные политики и чиновники не раз выска­зывали один противоречивый, на мой взгляд, тезис. «Важнейший источник инвестиций — это внутренние сбережения, — писал в «Российской газете» премьер-министр Дмитрий Медведев. — С этой точки зрения необходимо рассматривать и развитие пенсионной системы. Ведь пенсионные накопления могут стать важнейшими источниками длинных денег». Вот только элемен­тарная логика подсказывает, что интересы «российской экономики» и российских пенсионеров диаметрально противоположны: первая жаждет дешевых денег, а вторые рассчитывают на высокую доходность. Собственно, именно это противоречие в конечном счете и сломало новую пенсионную систему.

Создавая модель, в которой присутствовала накопительная часть пенсии, государство изначаль­но регламентировало направления ее вложений: ими стали российские государственные и корпоративные облигации, акции российских эмитентов, банковские депозиты и ограниченный набор иностранных бумаг (таких как облигации ЕБРР и Евразийс­к­ого банка развития). По статистике порядка 80% накоплений в 2016 году инвестировалось именно в долговые ценные бумаги отечественных эмитентов, что обеспечивало фонды в целом невысокой доходностью. Согласно официально публикуемым рейтингам, за 2013–2017 годы максималь­ные показатели составляли 35–43%.

Обычно показатели успешности инвестиций в России соизмеряют с инфляцией, которая за тот же период составила в совокупности 44,5%, а это означает, что положительной доход­ности не достигли даже самые успешные фонды. Не стоит также забывать, что за это время национальная валюта обвалилась в России на 47,3%, а фондо­вый индекс RTS — на 24,4% (все дан­ные — за период с 1 января 2013 года до 31 декабря 2017 года). Иначе говоря, инвестирование в российские рублевые активы выглядит с точки зрения обеспечения интересов будущих пенсионеров заведомо нерациональным. Для сравнения: если бы в конце 2012 года некий пенсионный фонд решил бы конвертировать рублевые активы в дол­лары по курсу 30,37 руб. за доллар и приобрести акции, входящие в индекс DJIA (13104 пункта на закрытии 31 декабря 2012 года) в соответствующих их весам в этом индексе пропорциях, прирост рублевой стоимости на начало 2018 года составил бы 263%, не считая полученных за указанный период дивидендов, или в 6,5 раза больше, чем в среднем обеспечивают лучшие российские НПФ.

На это могут ответить, что вложения в американские активы не спасают от кризисов, но стоит иметь в виду, что падение их стоимости часто нивелируется ростом курса доллара к валютам развивающихся стран. Например, тот же индекс DJIA с 1 июля 2008 года по 30 июня 2009 года рухнул на 25,8%, но за тот же период курс доллара к рублю взлетел на 33,2%. То есть даже в этот крайне неблагоприятный период рублевая стоимость пенсионных накоплений могла бы увеличиться на 6–7%, а не сократиться на 20–35%, как у больш­и­нства пенсионных фондов.

Российская пенсионная реформа «сломалась» в 2014 году потому, что правительство расписалось в полной неспособности ставить и реализовывать долгосрочные цели. С точки зрения перспективы куда более важным, на мой взгляд, выглядела задача создать мощные пенсионные накопления для ныне работающих граждан, проинвестировать их в надежные иностранные активы и через выплачиваемые пенсии в 2030–2045 годах влить их в ту экономику, которая еще останется к тому времени в стране. Это породило бы у работающих ощущение защищенности, поддержало бы стремление к накоплениям, создало у властей стремление делать собственную экономику более инвестиционно привлекательной и, что наиболее важно, поддержало бы потребительский спрос в период, когда распространение альтернативной энергетики приведет российский бюджет к состоянию, испытанному в последние годы советской власти.

Но с точки зрения ин­тересов правящей бюрократии намного привлекательнее «заморозить» де­ньги будущих пенсионеров, выплатить из них текущие пенсии и пособия, а освободившиеся бюджетные средства направить на проекты в Крыму или перевооружение армии. Однако такой курс не приведет к реальному ускорению роста (как только «кислородный наддув» оборонки прекратится, падение ВВП ускорится) и в очередной раз укажет гражданам, что доверять правительству — самая большая ошибка, которую только может сделать в своей жизни русский человек.

Либеральная идея

Замечу: параллельно с добиванием пенсионной реформы в правительстве из Банка России пришло обнадеживающее сообщение о том, что регулятор намерен «рассмотреть возможности инвестирования средств негосударственных пенсионных фондов в иностранные финансовые инструменты», на что немедленно откликнулись ведущие эксперты в данной области. Однако неяснo, почему это относ­и­тся лишь к НПФ, если 42,2% инвести­ру­е­мых активов пенсионной системы приходится на средства ПФР, размеща­емые через ВЭБ. На мой взгляд, обеспечение сохранности средств пенсионеров и обеспечение серьезного макроэкономического эффекта как раз требует, чтобы государство показало тут пример, как оно показало его в прежние годы, своевременно создав резервные фонды и проинвестировав их в активы, номинированные в иностранной валюте и в значительной части эмитированные зарубежными государствами.

Конечно, многие могут сказать, что подобная инициатива не пойдет на пользу российской экономике, да и рискованна с учетом нынешней международной обстановки. Последнее возражение вряд ли состоятельно. С одной стороны, пенсионные фонды не являются государственными учреждениями, кроме ПФР, который получил этот статус в 2001 году, но теоретически может быть преобразован в самостоятельное кредитно-финансовое учреждение, каковым изначально и являлся. Поэтому на них вряд ли распространятся какие бы то ни было санкции, вводимые против правительства России. С другой стороны, само предпо­ложение, что не вполне продуманные политические шаги способны повлиять не на десяток привластных олигархов или несколько сотен компаний с государственным участием, а на десятки миллионов человек, большая часть которых довольно последовательно поддерживают режим, способно существенно повлиять на отечественную внешнюю политику, делая ее менее агрессивной. Иначе говоря, расширение географии вложения средств пенсионной системы сделало бы больше для экономической вовлеченности России в мир, чем большинство шагов, когда-либо предпринятых нашими властями.

Собственно говоря, именно поэтому такой шаг и невозможен. Российские власти не захотят либерализовать пенсионную систему: слишком привыкли они воспринимать средства своих подданных как находящиеся в своем собственном кармане. И поэтому перемен к лучшему ждать не стоит.